Николай, придя на станцию и увидев Михаила, не мог удержаться от улыбки: маленький, худенький, в узкоплечем пальтишке, порыжевшей шапке-ушанке и огромных растоптанных валенках, он чем-то напоминал сказочного кота в сапогах, сходство с которым дополнялось еще и лукавым и довольным выражением лица. Рядом с Михаилом высокий, подтянутый Николай в лётной меховой куртке казался красавцем. Покосившись на его ярко начищенные яловые сапоги, Михаил недовольно сказал:
— Я же тебе говорил, чтобы валенки надевал… Ноги замерзнут, пока у лунки сидеть будешь.
— Ничего, замерзнут — побегаю и отогрею,— весело ответил тот.
Сели в вагон. Ехали часа два. На маленькой станции сошли и направились по дороге в сторону реки. Заснеженное поле блестело от солнца, разноцветные искры мелькали вокруг, переливаясь яркими лучистыми отблесками. Покрытые ледяной коркой ветви деревьев казались облитыми расплавленным стеклом. Снег скрипел и хрустел под ногами Николая. Михаил же шел почти беззвучно, мягко шлепая валенками. Только пешня, которую он волочил позади, изредка постукивала по обледенелым кочкам.
Михаил никак не мог приноровиться к быстрому, пружинистому шагу Николая и то забегал вперед, то отставал. Скоро пот выступил у него на лице. Прошли еще с километр.
Вот и поворот. Дальше дорога идет к деревне, а им нужно по целине — напрямик к реке. Перешагнув через невысокий снежный вал у края дороги, Михаил ступил на твердый, слежавшийся, спрессованный ветром и морозом наст и бодро зашагал.
Николай, сделав несколько шагов за Михаилом, вдруг почувствовал, как снег податливо расступился под правой ногой, и она по колено ушла вглубь. Вытянув ее, он осторожно сделал несколько шагов и опять погрузился в снег, теперь уже обеими ногами. Чем ближе к реке, тем тоньше был наст, и Николай все чаще проваливался. Пот ручьем тек по его лицу. Во рту пересохло, ныла поясница, и ноги стали тяжелыми, непослушными.
Михаил же ни разу не провалился. Легкий и подвижный, он скользил по насту, изредка сбоку, по-воробьиному, поглядывая на Николая. Но речка была уже рядом. Еще несколько минут тяжелого пути, и приятели ступили на лед, покрытый тонким слоем снега.
Отдышавшись, стали долбить лунки. Лед оказался двухслойным. Между слоями была вода. При каждом ударе пешни она упругими струями била вверх. Как ни отворачивались рыболовы, но часть брызг попадала и на них. Наконец лунки готовы. Друзья уселись недалеко друг от друга на походные ящики, специально приспособленные для этого.. Николай нацепил мотыля на мормышку и опустил ее до самого дна. Затем медленно, подергивая, стал поднимать ее, пристально всматриваясь в чуткий сторожок на конце удилища.
Тянулись минуты. Лунка стала покрываться льдом, круглые белые бусины застывали на леске. Николай поднял руку с удилищем вверх — бусины на леске осветились солнцем и стали сначала фиолетовыми, потом вспыхнули желтыми, зелеными огоньками, переливаясь всеми цветами радуги.
Еще выше — и вдруг натянулась леска, согнулся тонкий сторожок, и Николай почувствовал толчок, который, казалось, отдался во всем теле. Он резко подсек и ощутил, как под водой заходила попавшаяся на крючок рыба. Осторожно, чтобы не оборвать леску, стал подтягивать добычу вверх, напрягаясь от волнения. Но вот в глубине мелькнула тень, и вскоре голова большого, толстого окуня показалась из лунки.
Николай дернул, окунь изогнулся в узкой лунке, и леска вдруг лопнула. Николай замер- Окунь дернулся в одну, потом в другую сторону, несколько раз ткнулся головой о лед, стараясь перевернуться. Потом стал медленно опускаться вниз, быстро двигая боковыми плавниками и изгибаясь в стороны. Еще секунда — и он бы исчез в глубине.
Николай, наконец, опомнился и быстро сунул в лунку левую руку. Почувствовал под пальцами скользкую голову, опустил руку глубже и подцепил рыбу пальцами под жабры. Рывок— и, обдирая пальцы о лед, он вытащил окуня из воды и отбросил в сторону, подальше от лунки. Теперь рыба не казалась такой большой, но все же она была самой крупной из всех, какие попадались Николаю за его небольшую рыболовную практику.
И вдруг он вспомнил, что на руке часы. Засучил рукава: часы были целы, но вода попала под стекло и мелкими каплями покрывала циферблат. Николай приложил часы к уху: они стояли.
— Дорогой окунек-то! — услышал он. Позади него стояли трое. Они улыбались, но не насмешливо, а скорее сочувственно. В стороне стоял мальчишка и тоже смотрел на Николая.
— Снимать часы надо, когда рыбу ловишь,— сказал высокий мужчина в белом полушубке и больших роговых очках.
Николай молчал. Он злился на себя, что не подумал о часах,— неприятно было выслушивать упрек незнакомого человека.
Николай не ответил на замечание. Незнакомец отошел и стал долбить лунку. Рядом с ним начали устраиваться и его спутники, которые так и не произнесли ни слова. Оба низенькие и коренастые, они были одеты в одинаковые телогрейки и теплые брюки, поверх которых топорщились брезентовые плащи.
Николай посмотрел на Михаила: тот перешел на новое место, вверх по течению. Николай вынул нож, открыл крышку часов и носовым платком осторожно промокнул механизм. Потом снял стекло и протер циферблат. Подув в механизм и встряхнув часы, с радостью увидел, как ожило медное колесико и стала вибрировать тонкая спираль волоска над ним. Николай защелкнул крышки. Часы пошли. Положив их во внутренний карман, он посмотрел на вновь прибывших рыболовов, которые сели к нему спиной.
«Ну что ж, ничего особенного, все в порядке. Зато какого окуня поймал!» — подумал Николай, любовно глядя на рыбу, лежавшую неподалеку.
С трудом вынув крючок из верхней губы окуня, освободил его от обрывка лески, привязал заново и продолжал ловлю. Но через некоторое время почувствовал, что ноги начали мерзнуть. Он стучал ими одна о другую, топал, шевелил пальцами, но ничего не помогало. Как назло рыба больше не клевала. Николай вскочил и побежал к приятелю. Он застал его за странным занятием. Из небольшого флакончика Михаил выливал в лунку какую-то жидкость.
— Ты что это, на коньяк ловить думаешь? — пошутил Николай.
— Это рыбий жир с подсолнечным маслом — чтобы не так замерзала лунка. Сейчас на универсального мотыля ловить буду.
— И Михаил показал небольшую мормышку, на крючке у которой виднелась сплошная цепочка узелков ярко-красного цвета. Кончик крючка с бородкой торчал между двух тонких усиков. Присмотревшись, Николай увидел, что крючок был обвязан тонкой резинкой.
— Пробовал прилаживать шерстинку, нитку красную,— не помогло. Выплевывает рыба, не берет. Думаю, на это клюнет. Резина мягкая, пахнуть будет маслицем и рыбьим жиром — глядишь, и обманем ее,— весело сказал Михаил.
— Ну, а где же твоя рыба? — не удержался Николай.
— Давай, давай отходи, не мешай. Сейчас рыба будет,— недовольно пробурчал тот.
Ноги у Николая опять стали мерзнуть. Он побежал к своей лунке. Около своего места он увидел мальчишку в сером потрепанном пальтишке. Тот нагнулся к лунке и даже не заметил, как Николай подошел к нему.
— Ты чего здесь делаешь?
Мальчишка вздрогнул. Старая, потрепанная ушанка была ему явно велика и наползала почти на глаза. На несколько размеров, видимо, были велики и сапоги с загнутыми вверх носами. Парень замерз, от холода у него дрожали губы. Большие серые глаза смотрели не по-детски печально. И тут Николай заметил, что над лункой рядом с его удочкой лежит вторая, самодельная.
— Это еще что! Ты что, не видишь: ящик стоит, лежит моя удочка… Иди-ка сам лед подолби. Да и погреться тебе не вредно.
Мальчишка стал молча сворачивать леску на гвоздики, вбитые в удочку. Руки его тряслись, леска срывалась и кольцами путалась около гвоздей. Не окончив сматывать леску, он вытащил мормышку и пошел к группе рыболовов, наблюдавших за этим инцидентом. Мальчишка уходил молча.
Сменив мотыля, Николай опустил мормышку. Прошло несколько минут, и опять леску повело в сторону, сердце ухнуло. Николай нетерпеливо потянул вверх упругую леску. И вот второй окунь запрыгал у его ног. Через минуту Николай вытянул еще окуня, поменьше. Потом еще и еще… Рыболов не успевал менять мотыля. Скоро рядом с лункой выросла горка окуней.
Николай поднял голову и увидел, что три рыболова смотрят на него. Поодаль от них сидел мальчишка. Николай вдруг почувствовал что-то похожее на жалость. Вспоминились скучные глаза мальчишки, его замерзшие синие трясущиеся руки.
— Эй, коллеги! — крикнул Николай, обращаясь к соседям.— Подходите сюда!
Один из них не спеша приподнялся и пошел к нему.
— Рубите рядом! Видите, какой улов! — возбужденно сказал Николай.
Вскоре все три рыболова продолбили лунки и уселись на свои ящики. Но клев был слабый. Один вытащил пару окуньков, второй — небольшую плотвичку. Николай собрал свой улов в ящик. Два окуня не вошли в него. Он положил их рядом.
Николай посмотрел в сторону парнишки: тот сидел на прежнем месте. В это время один из рыболовов, перехватив его взгляд, сказал:
— Напрасно мальца обидел. Ведь он хотел половить, пока ты к товарищу уходил.
Николай удивленно посмотрел на него.
— Мало ли что. Лунку ведь я занял.
— Это верно. Но тут, понимаешь, тонкое дело. Вовка — сосед мой. Я его с пеленок знаю. Он целую неделю ждал поездки. Всех извел. Только и разговоров было, что про рыбалку…
Николай молчал. На душе у него стало скверно. Удачный улов уже не радовал. Опять подул холодный ветер. На мутном бледно-голубом небе грязным пятном висело большое растрепанное облако, прикрывав шее солнце. Вся поездка казалась сейчас скучной и ненужной — зачем ему, в сущности, столько рыбы? А впереди еще длинный путь, опять придется выбиваться из сил, утопая в снегу…
Николай посмотрел на часы: половина третьего. Уходить еще рано. Положив удочку, быстро зашагал к приятелю. Около него лежала горка рыбы, не меньше, чем была у него самого. «Неужели опять обловит? — подумал Николай.— Нет, на этот раз вряд ли».
— Тебе, что ли, старина подбросить пару окуней? У меня девать их некуда,— с ехидной улыбкой сказал Николай.
Михаил встал с ящика и раскрыл его. Николай чуть не вскрикнул от удивления. В ящике лежало несколько лещей. Но каких! Хвосты их были подогнуты — иначе они не влезли бы.
— Вот это да! — с завистью и восхищением воскликнул Николай.— Опять что-нибудь придумал? На резинового мотыля их взял?
— Нет, на резинового плохо берет. Тут не в том дело,— деловито стал объяснять Михаил.
— Я рассудил так. Время сейчас для наших мест глухое — значит, рыба сонная, вялая, старается выйти на быстрину, где вода свежее. Вот и я лунку на быстрине выдолбил — на уловистом месте. Понял теперь?..
Разговор со всегда веселым Михаилом несколько улучшил настроение Николая.
Недалеко от лунки, рядом с рыболовом, который рассказал о Вовке, сидел и сам мальчик. Увидев Николая, он встал и, оставив свой ящик, пошел к берегу. Там он стал по очереди опускать блесну в старые лунки, предварительно разбивая в них лед носком сапога.
Мальчик отвлекся, и Николай, обрадовавшись этому, подошел и открыл его ящик. В нем лежало несколько мелких окуньков. И Николай добавил еще десяток рыбок из своего улова.
Солнце, наконец, вырвалось из лохматого облака. Вокруг сразу все изменилось: ласково поголубело небо, уютнее стало на льду, ветер словно потеплел, и не таким сильным казался мороз. Николай сел на свой ящик и, прищурившись, повернулся лицом к солнцу. Внезапно он почувствовал, как кто-то тронул его за плечо. Повернувшись, увидел Вовку. Тот смотрел на него с радостным изумлением.
— Дяденька…— начал он.
Но Николай быстро встал и ворчливо сказал:
— Иди, иди, ничего не знаю…
— И, повернув его от себя, легонько толкнул к улыбающимся рыболовам.
Когда Михаил подошел к приятелю и приоткрыл ящик, то только хмыкнул…