Дорога в Мещору. Что и говорить, привольна для рыболова Ока! Но каждое лето меня неудержимо тянет дальше, в родную деревню, затерявшуюся в глуши древних Мещорских лесов. Как наяву, перед глазами встают знакомые места: маленькая, в две улицы, деревенька, связанные с давно минувшим детством лес, луга и, наконец, лесная красавица Пра — река, на берегах которой я в десять лет стал рыболовом…
И вот у меня месяц отпуска, у Юрки которому требуется качественная катушка которую кстати можно приобрест здесь www.mirrybolova.com.ua/katushki.html, младшего брата,— летние каникулы. Впереди много времени! Но мы спешим. Попутная машина и паром доставляют нас на левый берег Оки. Около семи километров по луговой дороге — и опять паром, на этот раз через старицу Оки. Чем дальше ведет дорога, тем теснее обступают ее перелески, и скоро стена лесов загораживает от нас окрестности. В сумраке полуденного бора, в настоявшемся запахе смолы и хвои чувствуется дыхание Мещоры.
Последние три километра мы идем пешком, сопровождаемые конвоем оводов. Дорога огибает окраину леса, и вот уже видны широкие дворы изб, колодезные журавли, спрятавшиеся под ветлами амбары и пестреющие желтизной подсолнухов огороды. Скоро мы с волнением поднимаемся на крыльцо бабушкиного дома с позеленевшей тесовой крышей…
К вечеру встретились со старым компаньоном и заядлым рыболовом Толькой. Как всегда без уговоров, он согласился примкнуть к завтрашнему выходу на реку.
…Утром не успели растаять клочки тумана над огородом, как во всеоружии пришел Толька. Пора собираться. Взяты спички, деревянные ложки, соль и печенный на капустных листьях домашний хлеб.
Сразу за огородами темнеет лес. Перебравшись через ручей, выходим на опушку. Тропа выводит на гать — вымощенную бревнами и жердями дорогу через болотистый ольшаник. Когда-то по ней вывозили с делянок сосновый кряж, теперь она заросла лесной крапивой и буйным папоротником.
В ольшанике сыро, и вокруг нас появляется завеса из комаров. Но делать нечего, на реке их будет не меньше.
Наконец дорога пошла на подъем. Остаются позади первые сосны, и мы идем по сухой песчаной тропе с выступающими корнями стоящих рядом великанов. Под ногами хрустят сухие сосновые сучья, иглы, шишки. По всему бору здесь сплошные ягодники, и, обходя валежник и кусты пахучего можжевельника, мы на ходу собираем уцелевшую чернику и поспевающую бруснику. Вдыхая сладкий аромат еще утреннего бора и с вниманием слушая рассказы Тольки об историях на рыбалке, мы долго петляем по бору.
Скоро бор сменяется смешанным лесом. Сквозь дубы появляется просвет, и вот открываются почти не кошенные луга.
Ноги сразу погружаются до коленей в воду. Кое-как пересекаем полосу неширокого торфяника и попадаем в заросли камыша. Вооружившись шестами, благополучно переходим по кладям через трясину и выходим к озеру, называемому Долгим. Здесь мы не раз ловили крупных карасей, но сейчас не задерживаемся.
Ближе к реке луга заметно выше и суше. Там и сям видны сохнущие валки и копны.
Мы продолжаем свой путь по извилистой тропе, огибая ведущую к Пре заводь. Наконец, миновав чащу прибрежных зарослей и редкие дубы, мы увидели легкую рябь речной воды…
Вот она, Пра! Скинув рюкзаки, мы стоим под сенью старого, нависшего над берегом дуба, вдыхаем запахи кувшинок, песка и чистой речной воды.
— Здравствуй, Пра!
У шалаша. Ничто не изменилось в этих незабываемых для нас местах. И сейчас Пра трогает дикостью берегов, безлюд-ностью, покоем своих плёсов. Здесь не увидишь снующих моторок, катеров, буксирных и пассажирских пароходов. Не услышишь крика обычных на Оке чаек.
Здесь, в среднем течении, ширина Пры около сорока метров.
По всему правобережью тянется полоса раздольных лугов, застыли шатры дубов, окруженные хороводом орешника, лозняка, рябины, березы и прочего разнолесья, среди которого легко найти кусты ежевики, малины, смородины и другой поспевающей к сроку благодати. Левый берег — сплошь лесная чаща.
Напротив нас на высоком левом берегу видно объявление о том, что вниз по Пре идет водная граница Мещорского заповедника.
Всякий, кто побывает здесь летом и осенью, обратит внимание на удивительный цвет речной воды. Даже в невзрачный, пасмурный день она не теряет оттенка красного чая и удивляет в то же время прозрачностью и чистотой. Через ее толщу можно увидеть и ракушки под стеблями кувшинок, и стайки мальков, и играющий солнечными бликами донный песок.
Мещора — край, не тронутый временем русской природы. За один только день скитаний можно встретить глухаря и рябчика, журавля и цаплю, бобра и ондатру, не боятся встречи с человеком лоси, а сколько в озерах и в самой Пре рыбы — знают рыболовы…
Шалаш, к которому привел нас Толя, оказался исправным-Разместив в нем свой рыбацкий скарб, мы раздеваемся и спешим смыть дорожную усталость. А там и пора приниматься за сборку удочек.
…Жаркий августовский полдень в разгаре. На фоне островков лозняка струится от зноя воздух, слабый ветерок нагоняет на песчаную отмель легкую волну.
После легкого обеда мы решаем «замочить» удочки и идем к стоящим на излучине дубам. Насаживаем на крючки закатанный в вату хлеб. Расходятся легкие круги от заброса, поплавок из гусиного пера затихает в окошке среди ковра ярких кувшинок.
Волнуясь, не свожу глаз с поплавка, а рука напряженно ощущает комель прямого, как бамбук, орехового удилища. Но проходит минута, другая… Я начинаю посматривать на удочки ребят, на реку, на пустое ведерко. Следуя примеру ребят, тоже начинаю перезакидывать удочку и передвигать поплавок.
Первая поклевка на Юркииой удочке. Поплавок качается, дрожит, но не тонет. Но вот длинный стержень поплавка дергается под широкий лист стрелолиста. Брат подсекает вовремя, и, задевая на лету листья дуба, в траву падает рыба. Красноперка!
Скоро в нашем общем улове около десятка красноперок. Поплавки все чаще тревожит крупная рыба, но недолго. Попадается крупный, в полкилограмма, язь, и клев обрывается окончательно. Однако уха обеспечена. Сменив в ведре воду, мы решаем организовать заготовку короедов.
На нашем берегу сосны нет, поэтому вплавь добираемся до противоположного берега, обследуем трухлявую кору валежника и быстро набираем запас личинок на всю рыбалку. Здесь, на самом берегу, много ежевики, и скоро мы «зарабатываем» оскомину.
Уставшее за день августовское солнце спешит к горизонту, все быстрее и дальше распуская по земле и воде тени деревьев. Появились первые комары, повисла над берегом мошкара. Словно ожидая этого момента, заплавилась поднявшаяся наверх рыба. Недвижимая речная поверхность ожила: вместе с маленькими беззвучными кружками от уклеек и мальков плывут торопливые воронки от высовывающихся за мошкарой голавлей и язей. Разгорается охота. В прибрежной траве и под стрелолистом начинают разбой окуни и щурята.
Расставленные полчаса назад жерлицы бездействуют, зато на удочках поплавки не знают покоя. Подвинув поплавки почти вплотную к крючкам, мы полностью отдаемся ловле, и в ведерко то и дело летит то плотва, то голавлик. Толя ловит, как всегда, на червя, я и Юра чередуем короеда и хлебный катыш. На короеда поймали четырех синцов, самый крупный из которых не меньше полкилограмма.
Укусы озверевших комаров не то чтобы охлаждают наш пыл, но явно мешают спокойной ловле. Хлопая свободной рукой то по спине, то по лицу или шее, каждый из нас пропускает подсечки. Вскоре Юрке попадается щуренок. Удивленные поимкой, мы сажаем его на кукан. И вдруг Юра кричит: — На жерлице щука!..
После немудрых трюков и долгого маневрирования щука оказывается у кромки осоки, где мне удается сразу взять ее под жабры и бросить наверх к ребятам. В щуке около четырех килограммов, и, с трудом отцепив глубоко засевший в щучьей пасти тройник, мы ставим жерлицу на прежнее место.
Через некоторое время, уже в темноте, рядом с первой щукой прыгают и хлопают жабрами еще две, поменьше. На этот раз советы подавал я, выводили ребята.
Темнота торопит. Мы разжигаем костер, вооружившись ножами, дружно чистим рыбу и картошку.
Хорошо сидеть у ярко пылающего в темноте костра! Отстали комары, стихли от птичьих голосов берега, меньше плещется рыба…
Вместе с теплом от костра веет едким дымом, от которого текут слезы, но отодвигаться не хочется. Так мы и сидим, пока не начинает всхлипывать уха. Достаем деревянные ложки и, когда через край ведра начинает бушевать пена, берем первую пробу…
Становится совсем тепло. Хочется спать, но нужно еще раз наведаться к жерлицам, снять их. Выйдя из уюта костра, замечаем поднявшуюся над лесом луну. Снова выплыли из темноты берега дымящиеся в тумане камыши. Еще ближе кажутся мигающие в Пре светлячки звезд.
Сейчас, ночью, еще сильнее чувствуется глубокая древняя тишина Мещоры, и, боясь ее нарушить, мы говорим почти шепотом.
Залезаем в шалаш. В нем тепло и уютно, сквозь ветви проскакивают и дрожат отблески костра…
На короеда. Просыпаюсь я от утренней свежести и старания не унывающих всю ночь комаров. Полежав несколько минут, вылезаю из шалаша. Костер почти погас, но подброшенные сучья его вновь оживляют.
Восток еще незаметен, но ночь кончается. Над Прой пелена тумана, предвещающая ясное утро. Зоревой, полусонный, как кусок матового стекла, месяц уперся рогом в край земли, задумавшись, ложиться на отдых или нет. Нигде ни звука. Все: и берега, и лес, и сонная Пра — растворилось в теплой мутноватой пелене, свежей по-утреннему, но приятной и бодрящей.
Я вспоминаю, что надо кипятить чай. Треск костра разбудил и ребят. Пока они умываются, чай закипает. Он кажется, как никогда, приятным и согревающим, но нужно торопиться. Живцы еще живы, и, взяв их с собой, мы уходим в пахнущий теплым сеном туман.
С приближением рассвета тает висящая над лесом утренняя дымка. К моменту радужного восхода солнца мы успеваем занять вчерашние места, закинуть удочки, наживленные личинками короеда, поставить жерлицы. Первая поклевка у Толи. Плотва. Минуту спустя резкая поклевка у Юрки, и мы видим первого за это утро синца. Очередь моей удочки, но я опять вижу шумное барахтанье второго синца, на этот раз на удочке Толи…
— Догоняй! — старается он ободрить меня. Я молчу и, словно в ответ, вдруг подсекаю. Поверхность еще полусонной заводи волнуется, и я сразу вижу мечущуюся рыбью морду. Это голавль граммов на триста. Вслед за ним я вытаскиваю маленького синца, потом крупную плотву…
Клев беспрерывный. Быстро убывают короеды. Мы стараемся ловить экономней. Через полчаса из ведерка видны хвосты рыб. Но клев почему-то обрывается. Пробуем ловить на хлеб, на червя — то же. Тихо и на жерлицах.
— Может, пойдем к броду? — предлагает Толя. Ему поддакивает Юра, да и я не возражаю. Короеды, хлеб и черви есть, но по дороге к броду решаем наловить кузнечиков. Юра берет четыре донки.
Три-четыре минуты на переход, и мы выходим на отмель у брода. В этом месте Пра выбегает из-за поворота и, проскочив перекат — его и называют бродом,— разливается широким плесом. Справа от переката длинная песчаная коса, на которую мы и выходим.
Сразу разуваемся й перестраиваем удочки. Поплавки перемещаем к кончику удилища, утяжеляем грузила. Чтобы легче замечать поклевку, я на легкий перовой поплавок добавляю подогнанный кусочек пробки. Юра расставляет ниже переката закидушки. На каждый из трех крючков он насаживает и червя, и короеда, и еще живого кузнечика. Пока он возится с донками, мы с Толей заходим в воду и плавно делаем первый заброс. Утренняя вода кажется ледяной, но ноги быстро свыкаются, и она уже ласково и щекотливо журчит, вымывая из-под пальцев песчинки. Течение хотя и быстрое, но ровное, и утяжеленные поплавки плавно повисают над кончиками удилищ.
Вздрогнул висящий в воздухе поплавок, и к моим ногам шлепается первый подъязок. Он не срывается, и я выкидываю его на песок. Насаживаю нового крупного короеда и, забросив удочку поперек течения, наблюдаю за вываживанием рыбы Толей. Ему попадается брусковатый подуст.
Поклевки жадные и резкие, но почти половина их заканчивается сходами. Думать о причине их мы не успеваем.
Кроме мерных подъязков и голавлей попадаются плотва, подусты и небольшие подлещики и синцы.
Всякая рыба хороша, но особое удовольствие мне и Юрке доставили синцы. Ловятся они не часто и, может, поэтому всегда желанные гости. На Оке ни мне, ни другим они никогда не попадались, видимо, их там нет. Синец похож на подлещика, а название получил, вероятно, из-за синеватого оттенка чешуи.
Летит время, кончаются короеды и черви. На донки попались несколько синцов и один подлещик. Всю крупную рыбу мы посадили на кукан, поднять и держать который было нелегко. Через час, собрав жерлицы и спрятав на дубе удочки, мы делим груз и двигаемся в обратную дорогу.
По пути нам встретились туристы. На четырех лодках они спускаются вниз по Пре. Мы говорим им об улове, провожаем взглядом, пока лодки не исчезают за поворотом, и выходим в луга. Сразу становится жарче. Скрылась за берегом Пра, остались позади стога и копны…
Через день мы вернемся сюда опять, чтобы варить уху, ночевать в шалаше, встречать рыбацкое утро, купаться и, конечно, продолжать борьбу с еще не почувствовавшими приближение осени комарами.
А сколько впереди новых неизвестных поворотов и заводей, где ждут неведомые минуты борьбы с крупной рыбой! Весь отпуск мы будем дышать мещорским воздухом и накапливать на весь год воспоминания о проведенных на Пре днях. Никогда нам не забыть родных мест, речку, прыгающих в прибрежной траве красноперок. — До скорой встречи, Пра!