Милые, дорогие по воспоминаниям река и леса Тамбовщины! Сколько радости, тревог и огорчений принесло мне в них то золотое время, которое называется детством! И вот теперь я, уже немолодой, но еще и не старый человек, наконец-то, снова оказался в родных местах. Со мной мои друзья — Валерий у которого есть лучшие воблеры для ловли щуки и Николай.
Валерий — высокий, худощавый, с веселыми озорными глазами, любитель попеть, пошутить, посмеяться. Рыболов он неплохой, но увлекающийся, и когда находится на рыбалке, то ничего вокруг не замечает. Забывает иногда даже кушать. Ему давай только одно — рыбу. Николай — почти полная противоположность Валерию. Невысокий, с черными, как смоль, волосами, полный, но, несмотря на полноту, весьма подвижной.
У каждого из нас на плечах по громадному рюкзаку. У меня с Николаем в рюкзаках по резиновой надувной лодке, у Валерия— туристская палатка, которая, к слову сказать, не пригодилась. Кроме того, в них было еще множество всяких вещей, так что рюкзаки у нас раздулись до неимоверных размеров.
На рыбалку вышли вечером. До реки было километров восемь, причем четыре из них надо идти лесом. Подхлестываемые моими рассказами о чудесной реке Вороне, приятели мои шагали так, что я едва успевал за ними. В лесу скорость пришлось замедлить. Узкая, почти незаметная тропинка вела в глубь леса. Шли осторожно раздвигая руками ветки деревьев. Часто теряли тропинку и тогда, щупая руками и освещая спичками (фонарик хотели взять и, конечно, забыли), искали ее. Прошли уже порядочное расстояние, а реки все не было.
Я начал подумывать, что сбился с дороги, но тут сбоку от тропинки показался просвет. Не сговариваясь, мы свернули к нему. Это оказалась не река, а небольшое озеро, называемое «Затоном». Река была теперь совсем рядом. Однако не мало еще потребовалось времени, чтобы найти удобное место для лагеря. Берега были круты и обрывисты. Кое-как спустились по одному из многочисленных корней стоявшего на берегу столетнего дуба. Разожгли костер из прошлогодней травы и валявшихся в изобилии сучьев. При неровном его свете стали готовить снасти.
Взяли мы с собой почти все орудия современной ловли: и донки, и спиннинги, и проволочные удочки. Чтобы решить, на какую снасть ловить, стали ждать рассвета. Вот над лесом чуть посветлело, а затем постепенно, удлиняя свои золотые ресницы, показалось солнце. Кругом как-то сразу все ожило и повеселело. Громче запели птицы, лес, до этого казавшийся темным, таинственным и близким, как будто отодвинулся и зазеленел всеми красками весны.
Подул небольшой ветерок, разгоняя плывший над водой туман, и река засверкала во всем своем великолепии. По тому, как радостно переглянулись мои товарищи, я понял, что река и местность им понравились. Общим открытым голосованием было решено ловить только в проводку. Спрятали в густых зарослях боярышника резиновые лодки, продукты, спиннинги. А если разобраться, то и прятать было незачем: иногда целый день ловишь и редко встретишь человека, до того глухо и нелюдимо в этом месте…
…Но вот, наконец, все приготовления окончены, и я дрожащими не то от утреннего холодка, не то от волнения руками надел на крючок наживку. Легко и привычно взмахиваю удилищем, легкий поплавок бесшумно падает на воду. С напряжением, до боли в глазах вглядываюсь в танцующий на легкой волне поплавок. Иногда кажется, будто берет, но я знаю, что это только кажется. Знаю это по прежним рыбалкам на этой реке, где рыба берет уверенно и сразу.
Пять, семь минут ожидания. Все ничего. Но вот поплавок задрожал, раза два качнулся и исчез. Я резко подсек и тут же толчком в руке и сердце почувствовал живую сопротивляющуюся тяжесть. Рыба упорно тянула в сторону, в глубину. Я осторожно направил ее к берегу и подвел подсачек. Это оказался великолепный язь, весивший девятьсот тридцать граммов.
Нечего говорить о том, с каким воодушевлением я продолжал ловлю. Но вскоре мне поишлось разочароваться в этом месте. Не успел закинуть, как снова поклевка, еще более решительная и резкая. С силой подсекаю — и из воды вылетает окунек граммов на сорок. «Откуда тебя,— думаю,— принесло?» Перезакидываю — и снова такой же окунек. Ничего не поделаешь, приходится уходить с этого места. Подхожу к товарищам, которые расположились ниже меня с интервалами метров тридцать. Николай, завидя меня, еще издали улыбается.
— Как дела?
— Хорошо!
В сумке у него килограмма полтора плотвы весом по двести — триста граммов. Направляюсь к Валерию. Еще издали вижу, как он снимает с крючка очередную добычу.
— Да, это не Москва-река,— восторженно говорит он. Усталые, но довольные вернулись мы с хорошим уловом в тот
день в деревню.
…На одной из рыбалок к нам подошел молодой парень. Осмотрел рыбу и наши удочки.
— Хорошие снасти у вас, а все равно больше нашего не поймаете…
Валерий возразил ему и сказал что-то обидное про то, какими удочками ловят здешние любители. Парень ответил, что дело не в удочках, а в умении ловить. Валерий сказал, что ловим мы не хуже и что если бы они половили в подмосковных водоемах, то забыли бы вкус ухи, а мы, мол, не только на уху, но и на жарево иногда приносили. Разгорелся спор.
— Зачем спорить? Давайте попробуем на деле,— предложил вдруг Николай.
— Давайте вместе проведем ловлю и убедимся, кто лучше ловит.
— А что, я подумаю! — ответил парень.
Было решено, что вечером он придет с двумя товарищами, и мы обо всем договоримся. Они действительно пришли в тот же вечер: двое молодых и один старый. Решили ловить в воскресенье с семи часов утра. Условия согласовали такие: выходим вместе, доходим до реки, и одна сторона идет по течению, другая — против. Ловить на любую насадку, исключая живцов и искусственные. Сбор ровно в два часа в том же месте, откуда разошлись. Дело это было во вторник, а в среду уже вся деревня знала о нашем соревновании.
Большинство пророчили нам поражение. И лишь немногие, те, кто видел наши возвращения с рыбалок, говорили, что вряд ли мы поддадимся. Волновались мы страшно. Все. оставшиеся дни меняли крючки, лески, готовили насадки. И вот наступил этот день. Без пяти минут семь подошли наши «противники». Здороваемся, а сами быстро оцениваем на глаз, что за удочки, какая насадка у них.
С успокоением замечаем: и удочки простые, и насадка самая обыкновенная — навозный червь. Берем свои снасти и насадки (чего только у нас не было!) и выходим. Я не ошибусь, если скажу, что треть деревни смотрела нам вслед. За нами увязалось было человек десять народу, но дед сказал, чтобы все шли по своим делам, а на рыбалке от вас, мол, только одна помеха. Те послушно повернули обратно. Видимо, дед пользовался авторитетом.
Это было необычайное соревнование. Не было ни судей, ни определенной границы ловли, ни других нужных в таких случаях формальностей. На месте бросили жребий, кому куда идти. Нам досталось ловить по течению. Решили между собой, что ловить будем на разные насадки, для того чтобы поскорее узнать, на что лучше берет рыба. Разошлись недалеко друг от друга. Сознаюсь, я волновался.
Как бы не опозориться! Молодые меня не беспокоили, но вот дед… Вероятно, они неспроста взяли его с собой. Из-за волнения раза два засекал впустую, а в третий вытащил на крючке оторванную губу, чего со мной не случалось лет пятнадцать. Но вот я вытащил плотву, за ней другую, и все вошло в свое русло. Рыба была не крупная, или, как ее называют, «рядовая», а хотелось поймать покрупней, поэтому мы часто меняли места. Вот Валерий негромко свистнул. Это был сигнал, что он нашел рыбу.
Мы бросились к нему. Ррал на опарыша подлещик граммов на двести пятьдесят-триста. Ловили мы его часа два, взяли килограммов пять, и клев прекратился. После этого никто не находил ничего подходящего и каждый ловил самостоятельно. Клевало хорошо, но крупной рыбы не было. А солнце подымалось все выше и выше. И чем выше поднималось солнце, тем хуже становился клев. Но окончательно он не прекращался, так что время от времени кто-нибудь из нас нет-нет, да и вытаскивал рыбешку. Когда уже заканчивали ловлю, Валерий поймал щуку весом на 1,6 килограмма.
Оказалось, что, пока Валерий ходил ко мне закуривать, у него на червя взял окунь, а на окунька — щука. По условиям соревнования щука не должна была учитываться. Николай даже предлагал отпустить ее обратно в воду. Но мы с Валерием решительно воспротивились этому. Согласились на то, что на месте расскажем, как все было, и договоримся, принимать,ее в зачет или нет. К месту сбора пришли в два часа. Наших «противников» еще не было. Через восемнадцать минут пришли и они, на что Николай не преминул указать им со строгостью настоящего судьи.
С нетерпением стали рассматривать рыбу. Как я и предполагал, уловистей всех оказался дед. Он поймал семь лещей весом от семисот граммов до килограмма. Молодые наловили много мелочи, преобладал окунь. Но на глаз было трудно определить, кто больше. Прежде всего перекусили. При этом мы буквально поменялись продуктами; нам нравилось топленое молоко, творог, лепешки наших соперников, а им — наши консервы и белый хлеб. Потом все вместе пошли в деревню.
Дед оказался очень разговорчивым, рассказывал, где лучшие места и в какое время надо ловить. Рыбу свешали в магазине. Щуку наши противники великодушно тоже приняли в вес. Продавщица сначала отказывалась взвешивать, но очередь дружно загудела от любопытстга, и она сдалась. Вес пойманной нами рыбы составил одиннадцать килограммов.
Тройка местных рыболозов поймала больше двенадцати килограм-мов. Но, учитывая те восемнадцать минут, которые они ловили лишних, все, к общему удовольствию, согласились на ничью. На прощанье мы подарили им сто метров сатурна, дефицитного в этил краях, и расстались весьма довольные друг другом.
Отпуск наш подходил к концу, а мы еще ни разу не ловили на спиннинг,— до того увлекла нас ловля в проводку. Решили сходить в те места, которые рекомендовали нам наши друзья. Пришли часов в шесть утра и после двух часов ловли убедились, что прийти сюда стоило. Щука брала всякая, от семисот граммов до двух килограммов. И только у Валерия взяла крупная, но после короткой борьбы ушла, оставив его без блесны, оборвав лесу 0,6.
Передвигаясь по берегу все дальше и дальше, мы в одном суженном месте еще издали увидели что-то напоминавшее мостик через реку. Оказалось, что река во всю свою ширину была перегорожена вбитыми в землю кольями, заплетенными ивняком. В четырех местах в стене были сделаны проходы шириной от одного до полутора метров. Я и сейчас не знаю, как это сооружение называется, но не трудно было догадаться, что это дело рук браконьеров. Во время икрометания они ставят в эти «окна» вентеря и сети и бе-.рут рыбу возами.
— Что тут раздумывать? — сказал Николай.— Давайте разберем это сооружение!
Раздевшись и поеживаясь от утреннего холодка, вошли в воду, принялись за работу. Сначала расплетали ивняк, а затем вытаскивали колья. Течение помогало нам, унося все это. Не проработали мы и двадцати минут, как нас увидел какой-то парнишка и начал кричать:
— Что вы делаете? Я вот скажу дяде Дмитрию, он вам задаст!
— Давай, давай, зови своего Дмитрия…— пыхтел Николай, вытаскивая глубоко загнанный в дно кол. Парнишка исчез. Через полчаса, когда мы разобрали уже половину стены, у противоположного берега показался тот же парнишка, а с ним двое пожилых людей. У одного было ружье.
— А ну давай, мужики, вылезай,— с угрозой сказал оя.— А то перестреляю, как куропаток.
— Это нас-то, Митрий, ты хочешь перестрелять? — спросил я. Мужичишко быстро повернулся к другому и вполголоса спросил:
— Аль знает?
Тот что-то ответил и ушел. После этого Митрий сразу переменился и стал заискивающе рассказывать про большую семью, про то, что сейчас, мол, скот нельзя резать, а работа крестьянская тяжелая и прочее в том же духе. Николай прервал его:
— Ты «ла-ла» не разводи, а лучше залезай в воду и помогай нам! Митрий вздохнул и стал раздеваться. Взяв с него слово больше не заниматься этим вредным делом, мы пошли домой.
Отпускное время истекло, пора и в Москву собираться. С грустью покидали мои друзья полюбившуюся им Ворону.