Если вы решили заняться собой и сбросить вес, в таком случае рекомендую посетить фитнес клуб «Дельфин», а клубную карту можно купить здесь.
— Не спорю,— сказал студент которому недавно привезли межкомнатные двери в его квартиру, но он пока их не установил после пятой выигранной у меня партии,— шахматисты в большинстве своем фанатики,— потом покосился на мои, лежавшие на боковой полке вагона, удочки и, усмехнувшись, добавил: — Рыболовы тоже хороши.
Был у нас в секции парень, которого все звали Черным Королем, или попросту Королем. Мне кажется,это прозвище он сам и выдумал. И нужно сказать, удачно. Вообразите: длиннейшее туловище, ступни — размер 45 и маленькая голова. Ни дать, ни взять шахматный король. Он не только не смущался этим сходством, но всячески старался его подчеркнуть: всегда ходил в черном, а голову, даже зимою, брил; галстуки, носки и носовые платки признавал только в шахматную клетку.
Про его увлечение можно было услышать самые невероятные анекдоты. Рассказывали, например, что однажды по его вине остановилось уличное движение. Находясь под впечатлением только что законченной партии, он, выйдя из шахматного клуба, пошел через площадь ходом коня. Знаете: два шага вперед, один в сторону, два шага вперед, один в сторону и так далее, пока не попал в объятия милиционера.
Да… голова у него была маленькая, но соображал он здорово. Был у него дружок Виталий Шумов. Этот, если продолжать сравнение, походил на ладью: приземистый, крепкий. Итакой же фанатик, как и Король. В нашей команде он играл на второй доске. Король на первой, а он на второй.
На что уж я любитель, недаром меня в институте председателем шахматной секции выбрали, но когда я смотрел на эту парочку, становилось тошно. На тренировках— играют, на лекциях — играют, в трамвае — играют, на ходу, по памяти,— играют, засыпая бормочут — играют.
В общежитии их кровати стояли рядом. Каждое утро, взглянув на физиономии еще спящих друзей, можно было безошибочно угадать, кто из них последним сделал удачный ход и кому пришлось призадуматься. Проснувшись, один из них вместо «Доброе утро!» кричит: «Е2—е4», или «d7—d5», или что-нибудь в этом же роде, а второй без запинки называет ответный ход.
Приближался городской командный турнир, в котором мы собирались отличиться. И тут многие из нас стали замечать, что с Королем происходит что-то неладное. Пожелтел, загрустил, почти ничего не ест и, главное, играть стал хуже.
Расспросы ни к чему не привели. Вызвали на заседание бюро секции Шумова. Тот решительно отверг единственное подходящее предположение, что кто-то не хочет стать королевой.
Выслушав Шумова, Костя Тарелкин, ответственный за работу среди старшекурсников, снял свои большие роговые очки, подул на стекла и стал, не торопясь, протирать их носовым платком. Мы ждали, зная, что засим последует какое-нибудь дельное изречение.
Тарелкин надел окуляры и с расстановкой проговорил:
— Пе-ре-тре-нировка.
Костя и на этот раз, как говорится, попал в точку. Ни у кого не оставалось сомнения, что Король перетренировался.
Мы долго спорили, как вернуть нашей «первой доске» ее былую спортивную форму. И опять всех помирил Костя.
— Деревня…— сказал он,— две недели… Парное молоко, рыбная ловля и никаких шахмат.
На другой день после сдачи последнего экзамена мы провожали Короля в деревню к его тетке. Он у нее ни разу не был, но из писем знал, что она живет недалеко от реки и имеет корову.
Перед самым отходом поезда мы конфисковали у Короля дорожные шахматы и целый рюкзак шахматной литературы. Состав тронулся, и Король, махая нам из окна платочком в 64 клетки, вскоре скрылся из виду.
До начала турнира оставался еще месяц. Большинство из нас было уверено, что, хорошенько отдохнув и рассеявшись, Король быстро обретет спортивную форму. Поэтому мы строжайше запретили ему возвращаться раньше чем через две недели.
— Удерет на другой день,— мрачно заметил Шумов и, помолчав, добавил: — Если, конечно, не найдет в деревне партнеров или не научит играть по памяти теткину корову.
Однако прошло десять, пятнадцать, наконец двадцать дней, а от нашей «первой доски» не было даже весточки. Послали за Королем Костю.
Встречать их пошли всей компанией. Тарелкин вернулся один. Сколько мы его ни тормошили, он лишь снимал очки, лез в карман за платком, снова надевал их и опять снимал. Мы только и поняли, что Король не думает возвращаться, а если мы хотим узнать, каким он был раньше дураком, нам нужно взглянуть на Витьку Шумова.
Услышав это, Шумов сжал свои волосатые кулаки.
— Еду… Немедленно! Ну держитесь, Ваше величество!
Мы не сомневались, что Виталий вернет Короля на престол, и пожелали ему скорого возвращения. Прошло два, три дня — Шумов не возвращался. На экстренном заседании секции решили, что за пропавшими без вести ехать мне.
Вылез я из поезда на маленьком полустанке на рассвете. Позевывая и ежась от прохлады, одиноко стоявший на платформе дежурный, в вылинявшей красной фуражке, указал мне дорогу. Я зашагал по тропинке, которая, сбежав с насыпи, вилась вначале между полями гречихи, а потом вышла к реке.
Утро рождалось чудесное. Над рекой клубился голубой туман; голубыми были и сама река и небо, на одной стороне которого вставало розовое солнце, а на другой висел почти такой же яркий месяц. В обступивших реку кустах слышались птичьи голоса.
Идя по крутому берегу, я заметил у самой воды какую-то странную фигуру, вроде застывшего перед прыжком кенгуру. Подхожу ближе — оказывается человек. В соломенной шляпе с обгрызан-ными полями и какой-то бабьей кофте. Штаны закатаны выше колен; из-под огромных босых ступней торчат, опираясь на рогульки, удочки.
— Король, ты ли это?! — вырвалось у меня.
А он, не отрывая глаз от поплавков, отвечает этаким свистящим шепотом:
— Не ори, болван, рыбу пугаешь!
Вижу, прав был Костя,— спятил человек. Решаю попробовать шутливый тон:
— Ваше величество…
— Минуточку…— шепчет он и хватается за одно из удилищ.
Что-то блестящее вылетает из воды и тотчас же шлепается обратно. Король бормочет несколько крепких слов. Осмотрев крючок, он начинает шарить сзади правой рукой. При этом глаза его, вероятно, не отрываются от тихо качающихся у камышей красных поплавков, потому что мне видна только его изогнутая спина и оттопыренные шляпой уши.
— Ваше…— начинаю я снова.
— Подай червей!
Не оборачиваясь, он принимает от меня стоявшую сзади ржавую консервную банку и начинает копаться в ней. Это длилось довольно долго. Еще дольше ему не удавалось насадить на крючок червяка. То один, то другой поплавок начинал плясать, и он, не закончив операции, хватался за удилище.
Я сделал поглубже вдох, готовясь опять говорить, но в это время Король, закончив, наконец, насадку, поплевал на червяка и взмахнул удочкой. У меня над головой просвистела леска, и поплавок, пребольно хлестнув по кончику моего уха, мягко шлепнулся рядом с остальными.
Вскрикнув, я отбежал на расстояние, которое принято называть почтительным, и прислонился к дереву. Я уже собирался прокричать Королю все, что я о нем думаю, но, вспомнив данный мне Костей Тарелкиным совет: «дипломатия и еще раз дипломатия», воздержался. В это время один из поплавков дрогнул и косо пошел в глубину. И, странно, вместе с ним дрогнуло мое сердце.
Король ловко дернул удочку, и у его носа запрыгала и закружилась красноперая рыбка. Он поймал ее, бережно освободил от крючка и бросил в стоявшее рядом ведерко. Только снова закинув удочку и укрепив ее на рогульке, он обернулся ко мне. Прежнего, с ввалившимися щеками Короля было не узнать. Круглое, заросшее рыжей щетиной, лицо светилось от счастья.
— Ах, это ты? — воскликнул он.— Здравствуй! Ну что скажешь? Мне показалось, что победа близка.
— Завтра турнир… Ты великий шахматист…
— Чудак! — Король пошарил в ведре и вытащил только что пойманную рыбешку.— Я про нее, а он — про какой-то турнир!
— Послушай,— заговорил я снова.— Ты знаешь, что делаешь? Без тебя мы погибли; ребята ждут, надеются; ты — наш настоящий король.
Он бросил красноперку в ведро и выпрямился.
— Скачите, мой благородный друг, обратно. И передайте нашим подданным, что король добровольно отрекается от престола.
Он снял свою невообразимую шляпу, отвесил величественный поклон и, снова обернувшись к реке, застыл над удочками в позе готового к прыжку кенгуру.
— Скажи хоть, по крайней мере, где Шумов. Был он у тебя?
— Минуточку…— прошептал он, заметив пляску поплавка.
Прошло не менее 30 минут. Солнце стало припекать; туман рассеялся; река, казалось, нежилась в горячих лучах. Стояла удивительная тишина. Только слева от нас за кустами ивы по временам слышались едва различимые слухом всплески, потом опять становилось тихо.
Король сбросил кофту, и я увидел малиновую от загара спину. Потом он вынул из кармана большой желтый огурец и, откусив сразу половину, стал с аппетитом жевать.
Я взглянул на часы и сделал последнюю попытку.
— Ну вот, на семичасовой поезд опоздали. Придется нам ехать в восемь двенадцать.
— Ах, ты еще здесь? —отозвался Король.
— Плюнь. По старой дружбе могу выделить тебе одну удочку…
— Да пойми ж ты: турнир!! —закричал я, теряя самообладание.
— Перестань бубнить! — прошипел Король.
— А то к рыбам отправишься.
— Он поспешно запихал в рот остаток огурца и потянулся к удочке.
Меня взбесили не столько слова, сколько тон, которым они были произнесены: спокойный, деловой, не оставляющий сомнения, что так оно и будет. Я схватил валявшийся у моих ног толстый сук и запустил им в поплавки.
— Вот твоим рыбам!
Шлепок разнесся далеко по реке. Король подпрыгнул и, выдернув раздвоенную, как рогатина, подпорку для удочек, двинулся на меня, крича при этом во все горло:
— Мой храбрый адмирал, на помощь!
С одним Королем я бы, пожалуй, справился, но тут за кустами раздалось сильное хлюпание, показалась лодка с лежащими на корме удочками, и на берег спрыгнул какой-то поперечно-полосатый пират с веслом наперевес.
Только сидя в вагоне, я сообразил,, что это был Шумов. По всей вероятности, он удил с лодки за кустами и слышал весь наш разговор. Вы, надеюсь, догадались, что они меня не догнали. Я сфини-шировал на подножку последнего вагона семичасового поезда.
— Значит, турнир вы проиграли? — спросил я студента, перестав, наконец, смеяться.
— А вот и нет!
В самую последнюю минуту, когда я собирался сесть за первую доску, а Костя Тарелкин за вторую, через весь зал проследовали, раскланиваясь на ходу и ослепительно улыбаясь, Король и Шумов. На них были крахмальные воротнички и безупречно выутюженные костюмы.
Несмотря на облупившиеся носы, они выглядели настоящими молодцами. Особенно Король. Они молча уселись на подставленные мной и Костей стулья, а через каких-нибудь 15—20 минут их противники признали себя побежденными. Победой закончились и все остальные партии, кроме моей, которую я с превеликим трудом свел вничью.
Когда мы окружили Короля и Шумова, опять пошли такие разговоры, в которых только и слышалось: «староиндийская защита», «рокировка», «цейтнот», «королевский фланг» и тому подобное.
Вдруг в самый разгар беседы Король хватает Шумова за рукав.
— Витька… На поезд!.. Вечерний клев прозеваем!— И они сломя голову бегут через весь зал к двери.
Рассказчик немного помолчал.
— Я вам уже говорил, что из всей нашей команды один я не смог одолеть своего противника. И знаете почему? Все время, когда я смотрел на шахматную доску, черные и желтые квадраты расплывались, мне мерещилась притихшая река и красно-синий поплавок, косо идущий в зеленоватую глубину.
Студент пошарил в кармане и, протягивая мне небольшой яркий пакетик, спросил:
— Как вы находите эту леску? А?