Синей морозной дымкой подернуты дальневосточные сопки. Все живое сковал жестокий сорокаградусный мороз, от которого захватывает дыхание. Лиственницы оцепенели, протянули к холодному синему небу застывшие хрупкие ветви — не шелохнется закоченевший таежный мир в ожидании весны, до которой еще так далеко…
Глубокий искристый снег сахаром осыпается под лыжами. Чуть заметный след ведет вниз, к горной реке. Все застыло кругом, только живет еще эта горная речка: видите, как в лучах яркого негреющего солнца курится парок ее дыхания? Это она надышала на ветки прибрежных тополей и вязов тонкое кружево узорчатого инея. Задень ветку — и посыплются сверкающие, радужные кристаллы.
Плесы реки закованы толстым голубым льдом. И на льду иней — большие, как драгоценности, узоры, сверкающие под солнцем всеми цветами радуги. Спит бурная река. Спит и дышит. Слышите, там, под крутой черной скалой, что-то звенит стеклянными колокольчиками? Это бьется невидимый пульс таежной красавицы, неугомонная вода лижет и лижет снизу голубой лед, борется с суровой зимой, с жестоким морозом. Пробейте лунку, здесь лед не такой уж толстый. Загляните туда, в прозрачную как хрусталь глубину. На дне можно пересчитать все камушки, все лепесточки вечно живых водорослей. Опустите туда блесну — узенький кусочек серебра с чуть заметным крючком.
Пусть блесна ляжет на дно между разноцветной промытой галькой, будто это малек притаился… Через несколько минут появятся франтоватые изящные хариусы. Они соберутся в кружок и будут очень внимательно смотреть на блесенку: откуда вдруг взялось такое? Нигде, никогда не увидите вы вольную рыбу так близко. Можно рассмотреть и диковинный, павлиньей расцветки, спинной плавник, и слабое мерцание жемчужных глаз, и каждое движение нежных оранжевых плавничков.
Подивившись на блестящую диковинку, один из хариусов решительно подходит и пробует кусочек металла губами. Тьфу! — вы ясно видите, как хариус выплевывает блесну и с возмущением отворачивается. Остальные тоже пятятся назад, сбиваются вместе, будто бы совещаются о чем-то. И вдруг — брысь! — с быстротой молнии все исчезают. Только вихрь мелких песчинок на мгновение поднимается со дна. Кто же напугал их? Через мгновение показывается крупный ленок. Широкая темная спина, выпуклые янтарные глаза, решительный вид. Почти не шевеля хвостом и плавниками, ленок вплотную подходит к блесне и … Нет, он вовсе не кидается на нее. Он только широко разевает рот, раздувает жабры и втягивает блесенку вместе с водой. Подсечка, короткая борьба — и фиолетово-черный хищник бьется на льду.
После этого можно побегать, погреться, собрать хворосту для костра. Минут десять никого не будет у лунки. Но вот все успокоилось, и вы прильнули к светлому окошечку в иной мир. Не забудьте толькр снять корочку льда и закрыться чем-нибудь темным — так и теплее, и видно лучше. Что это? Как стрела к блесне подплывает стройная рыбка с синеватой спиной. Повернулась, потанцевала, отскочила в сторону.
Привела подружку: гляди-ка, гляди, что за диковинка шевелится у самого дна? Рыбки поудивлялись, пошушукались о чем-то и вдруг подняли около блесны такую возню, что ничего не стало видно. Это сиги. Рот у них маленький и расположен снизу. Очень трудно таким ртом ловить рыбешку. Поэтому чаще всего сиг прижимает добычу (и блесну!) ко дну. Не зевайте: подсечь надо с большой точностью. Вот… вот сейчас… Раз!—и живое серебро затрепетало у вас в рукаху.
А мороз свое берет. Уже не греют ни меховой жилет, ни валенки. И очень, очень хочется продолбить еще одну лунку… Не противьтесь желанию: новая лунка — новый успех. Ленок с брызгами и шумом выскакивает на лед. Потом хариусы долго-долго не дают вам отойти от лунки, все танцуют вокруг, а не берут, нет. Хитрые.
Скупое зимнее солнце быстро-быстро катится к горизонту. Через реку ложатся синие тени, и с новой силой дышит свирепый мороз. Вы разводите костерок, пьете душистый чай с мерзлым черным хлебом. И в путь! Пусть всего две-три рыбешки в рюкзаке и день прошел будто бы зря. Да нет, не зря! Он принес бодрость, здоровье, крепкий сон и хороший аппетит. И не раз еще вспомнятся, будто чудный сон, и седоватые деревья, подернутые сверкающим инеем, и тихий шепот спящей речки, и дивные картинки подводной жизни, вечной и неугомонной, как всякая жизнь на земле.