Дорогие читатели! Увидев заголовок, не торопитесь делать поспешные выводы: дескать, писатель снова (в который раз!) принимается обсасывать проблему тринадцатого числа. Я вовсе не собираюсь доказывать, что число тринадцать — вредное или наоборот. Просто так получилось, что без этого числа я не смог бы написать правдивого рассказа. Да если бы я не доверял этому числу, так даже не поехал бы на соревнования! Ведь я был тринадцатым человеком, которому предложили ехать на Истринское водохранилище защищать спортивную честь Центрального дома литераторов на районных соревнованиях рыболовов.
На место сбора (перрон Ленинградского вокзала) я прибыл не тринадцатым, а первым и, как скоро выяснилось, единственным представителем ЦДЛ. Поезда на Солнечногорск уходили один за другим, а я все стоял на условленном месте и ждал своих соклубников. Увы! Никто не появлялся: ни Херсонский с Архангельским, ни Еремин с Федоровым, ни хоть бы один Смирнов… А Смирновых у нас в Союзе писателей столько, что из них одних можно составить команду с запасными.
Наконец я дождался одного. Это был наш инструктор-организатор Егор Иванович которому очень нравится ловля щуки ранней весной, известный среди московских рыболовoв под именем Ермачок. Только увидев его, я понял, что мне предстоит принять решение — или возвращаться домой, или ехать на соревнования одному: Ермачок заявился в таком виде, в каком ходят к теще на блины.
— Не могу, понимаешь, Андрей Павлович! — развел он руками.— Жена, понимаешь, ногу повредила, а тут еще собачонка чумиться начала… Я и тебе не советую…
— Что не советуешь? — набросился я на него.— Чумиться? Ты хотя бы мой коловорот принес… Чем я буду лунки сверлить?
Пришлось мне еще проторчать на перроне, ожидая, когда Ермачок привезет коловорот. В Солнечногорске я еще поспел на последний автобус, чтобы попасть на базу рыболовов. Когда я заявил, что приехал защищать спортивную честь Дома литераторов, организаторы соревнований стали в тупик: они решительно не знали, как им поступить со мной. А мой старый знакомый Юрий Николаевич сказал без обиняков:
— Хоть ты, Андрей Павлович, и солидный по габаритам человек, но при всем желании из одного тебя команды не составишь…
Придется тебе защищать чью-нибудь другую честь, а не ЦДЛ. Ложись пока спать, утро вечера мудренее…
Я так было и собирался сделать, но на этот раз вечер оказался мудренее утра. Уже через полчаса Юрий Николаевич разбудил меня и сказал, что у него появилась совершенно блестящая идея:
— Только ты не волнуйся, пожалуйста… Мы решили включить тебя… в женскую бригаду! Да ты постой, постой! — Он должен был сказать «да ты лежи, лежи». Он так боялся, что я буду волноваться, что продолжал еще долго уговаривать меня и приводить всяческие доводы…
А я и не собирался отказываться. Я сразу сообразил, что мне сделали очень заманчивое предложение.
Но Юрий Николаевич, не давая мне и слова выговорить, все продолжал доказывать, что ничего в этом зазорного нет:
— Ну ведь ты же, понимаешь, один? А один в поле не bohhIi Согласен?
Я не успел сказать, что согласен, как он пошел в новую атаку:
— И не думай, пожалуйста! Они все опытные. И не один ты среди них будешь: еще прибыл некомплектный товарищ..* Ну?
— Что «ну»? — спросил я.
— Согласен?
— С первого твоего слова был согласен…— ответил я.
— Ну наконец-то! — воскликнул Юрий Николаевич.— Пойду теперь их уговаривать, чтобы они вас приняли. Ты не волнуйся! Я им все объясню.., Я скажу, что ты человек в годах, писатель, воздержанный и непечатными словами пользуешься редко… Одним словом, дам такую характеристику!
Он убежал на женскую половину, а я и на самом деле стал волноваться: а вдруг не пожелают принять? Ведь у меня уже появилась мысль о рассказе, как некоему рыболову пришлось защищать спортивную честь женской команды…
Юрий Николаевич вернулся буквально через минуту.
— Идем! Я познакомлю тебя с девушками. Они согласны… «Девушками? — прикидывал я по дороге.— Тогда у моего
героя могут появиться некоторые ситуации! Интересно!..
Но как только я был им представлен, так сразу понял, что «ситуаций не будет. Страсти — будут. Накал — будет, но «ситуаций» — нет. А утром, когда мы все выстроились во дворе на подъем флага, я убедился в этом окончательно: «девушки», когда они молчали, совершенно ничем не отличались от нас. Они были в таких же ватных брюках, в валенках с галошами, в теплых тужурках и полушубках, в шапках-ушанках и зеленых брезентовых плащах. И ящики были у них на ремне через плечо, и коловороты, и рюкзаки за плечами. Поди разбери потом на льду, кто тут слабый пол, а кто сильный.
Да, я забыл сказать, что тот самый второй «некомплектный», про которого мне говорил вечером Юрий Николаевич, очень быстро забрал инициативу в свои руки. Мы его признали вроде как за бригадира-разведчика. Он сам поставил нам условия:
— Мы так сделаем: вы садитесь вот здесь, в заливчике, и начинайте ловить, а я побегаю по водоему. В случае если найду местечко получше, я за вами прибегу…
Побегать по водоему ему было не трудно: он был высокий, худощавый и, пожалуй, помоложе нас. Он сразу набрал такой темп, что скоро мы потеряли его из виду и больше уже до конца рыбалки не видели. Но справедливость требует сказать, что он, хотя и не обеспечил нас лучшим местом для ловли, сам внес немалый вклад, защищая спортивную честь нашей женской бригады.
Видите, я уже написал «нашей женской бригады». И это неспроста. В начале ловли я занял такую позицию, чтобы оказаться первым на пути всякого, кто с проторенной тропинки попытается свернуть к нам, чтобы узнать, как идет клев. Я все боялся, что какой-нибудь рыбачок, не разобравши, с кем имеет дело, начнет отпускать всякие остроты. В таком случае я пресек бы такие речи вовремя. Но оказалось, что я перестарался: начал сверлить лунку так близко к берегу, что… просверлил ее в поте лица на сухом месте. Вероятно, я что-то весьма самокритично сказал по поводу своих умственных способностей, упомянув при этом и свой возраст. Мои подруги посмотрели сочувствующим взором, а самая старшая сказала:
— Подсаживайтесь ближе к нам… Тут хоть ерши интересуются насадкой…
Я просверлил новую лунку и, как принято говорить у рыболовов, не успев опустить удочку, тут же вытащил ерша — «хозяина водоема». Он был неказист на вид, какого-то неописуемого фиолетово-серого цвета, с перьями-растопырками во все стороны, с предельным недоумением во взоре…
Соревнование по рыбной ловле, кажется, тем и отличается от обычной рыбалки, что тут всякая рыба к месту. При обычной рыбалке чаще всего ерши остаются на льду на радость воронам, а при соревновании никто не брезгует и «хозяином водоема». Тем более когда никакой другой рыбы как будто и нет подо льдом.
Я сразу же заметил, что снасти у моих подружек были по-женски изящны: крошечное мотовильце из пенопласта, целиком вмещающееся в ладони, винипластовый шестик, всего сантиметров пяти длиной, со сторожком из свиной щетины вставлен в мотовильце сбоку, под углом. При таком расположении сторожка видна самая слабая поклевка, и редко какому ершишке она сходила безнаказанно.
— Знаете, рыболовов можно сортировать по категориям,— уверял меня один приятель.— Есть удачливые и неудачливые, умелые и неумелые, степенные и одержимые…
Я уже теперь и не помню все его категории. Мне кажется, что он не поделил своих соратников еще на две разновидности. К первой относятся рыболовы-эстеты, для которых рыбалка начинается задолго до выезда на нее, которым плохая снасть портит настроение, даже при хорошем клеве. Такие люди, как правило, сами делают свои снасти, заботясь не только об удобстве, но и о красоте. Прошу простить за нескромность, но себя я тоже отношу к этой категории, это могут подтвердить все мои приятели. А дома жена часто говорит:
— Не мешайте папе, он в удочки играет!..
Но есть и другой сорт рыболовов. Это те, которым наплевать, какая у него в руках будет снасть. Он может тут же, на берегу, подобрать прутик, привязать к нему леску и ловить на блесну, поплавочной, на мормышку. А иной поймает больше тебя — эстета да потом еще и высмеет, не понимая, что сам себя обкрадывает: ведь мы-то, эстеты, получаем удовольствие еще тогда, когда творим свои снасти…
После того как я похвалил удочки моих подружек, лед растаял. Нет, не под ногами у нас, а в наших взаимоотношениях. Как-то сразу прошла всякая натянутость. Я пересел к ним еще поближе (не поленился просверлить еще одну лунку), одна из подружек любезно предложила мне свою запасную удочку, чтобы я мог убедиться, насколько удобно ловить, когда шестик воткнут в мотовильце не прямо, а под углом, потом мы перешли на проблему мормышки и крючка, сторожка и лески, искусственного мотыля…
Ну, а поскольку мы ловили ершей, то не могли не коснуться ершовой ухи, потом перешли на другие кулинарные рецепты. К полудню я уже живо интересовался английским ситчиком и знал, сколько надо набирать петель, когда собираешься вязать кофточку с рукавом реглан…
Я так увлекся своим новым положением в обществе, разговорами о ситчике и способе чулочной вязки (все изнаночные петли — наизнанку, все лицевые — налицо), что совсем перестал следить за сторожком и подсекал только тогда, когда сам ерш начинал вырывать у меня удочку из рук. Вот поэтому к концу дня у меня еле-еле набралась дюжина ершишек.
У моих собригадниц улов был тоже не так уж велик, но я от них безнадежно отстал. У меня не было и десятой части того, что было у каждой из них.
— Да, неважнецкий улов…— сказала младшая. И когда в самый последний момент ловли, уже сматывая удочки, я обнаружил на крючке тринадцатого ерша, то задумался: стоит мне его брать или не стоит? А не станут ли проклинать меня подружки, если мы окажемся на последнем месте? После долгих колебаний я все же решил его взять, но до времени уложил в пустой спичечный коробок, заменявший мне забытую дома мотыльницу…
Тут появился наш бригадир, и мы заторопились на базу, чтобы прибыть в назначенное время. Ведь в случае неявки вовремя бригада наша механически выбывала из состава соревнователей.
Как мы и предполагали, наш бригадир-разведчик обегал весь водоем, просверлил десятки лунок, но на рыбу так и не напал. Однако у него набралось ершей больше чем на полкилограмма, да еще он выложил из своего ящика на судейские весы одного подлещика и одного окушка.
И все же победу нам обеспечил мой тринадцатый ерш! Да, да! Когда выяснилось, что две бригады — наша, шестая, и вторая— предъявили судьям грамм в грамм одинаковый улов, я вспомнил:
— Постойте, девушки. У меня есть еще один ерш! Я поймал его в самый последний момент!
Я выхватил из кармана спичечный коробок, достал из него своего тринадцатого ерша и швырнул на весы. Стрелка слегка дрогнула и нехотя сместилась влево. Всего на тринадцать делений, но это решило исход соревнований в пользу нашей шестой женской бригады.
Потом нам торжественно вручали красивый кубок красного цвета, фотографировали, наш бригадир торжественно спустил флаг соревнований, и мы, каждый уложив свой улов в ящик, отправились в Москву. К дому я подходил усталый, но довольный. Мне хотелось пить, и я решил было выпить кружку пива, но у киоска стояло в очереди столько мужчин!..
А дома я, к своему удивлению, обнаружил в ящике только двенадцать ершей. Тринадцатый бесследно исчез. Я заглядывал во все спичечные коробки, во все отделения для удочек в ящике, в коробочку, в которой хранятся крючки и мормышки,— тринадцатого ерша нигде не было. Нашел я его только месяца через полтора, и где? В рукавичке! Как он туда попал,— ума не приложу. Он уже высох к тому времени, как египетская мумия. И тогда я продел в верхний плавник ниточку, сделал петельку и повесил его над дверью своей комнаты. Как герб. Всех, кто бывает у меня, я непременно заставляю выслушать историю тринадцатого ерша.
Некоторые друзья, которым я пересказал ее уже в тринадцатый раз, перестали к нам ходить, хотя каждый раз в моем рассказе появлялись все новые и новые подробности. Тогда жена предложила мне написать этот рассказ, чтобы гости сами знакомились с историей ерша, висящего над дверью. Я так и поступил…
А что касается кубка, то вы можете обозреть его в женском рыболовном клубе. Пожалуйста, милости просим…