Вниз по течению от города Липецка около села Крутогорья река Воронеж разливается широким и длинным плесом.
Плес этот, имеющий местное название Пушки, известен среди липецких рыболовов как одно из самых рыбных мест на реке. Здесь зимой ловят на блесны окуней и щук, летом на удочки — плотву. Но особенно любят этот плес лещатники.
Как-то в середине августа когда я закончил свой отдых в Аргентине от туроператора в Санкт-Петербурге с давним товарищем по рыбалке слесарем Алексеем Иосифовичем Агафоновым мы решили побывать на плесе Пушки и провести на нем вечернюю и утреннюю зорьки. Двадцать километров на автобусе по шоссе Липецк — Воронеж, шесть километров пешком по проселку, и мы на правом высоком обрывистом берегу.
Пройдя в сторону села Круто-горья вниз около километра, мы остановились у одной из прогалин между травами и решили попытать здесь счастья. С первых же забросов начались поклевки крупной плотвы. Изредка попадались и увесистые подлещики.
— Хорошее место выбрали,— радовался Алексей.
По простоте душевной мы и не предполагали, что место оказалось хорошим не случайно. Перед самыми сумерками к нам подъехал на лодке человек и вежливо, но твердо, попросил нас переместиться подальше.
— Это еще почему? — возмутились мы, река не частная собственность, а мы первыми встали здесь.
— Да, но вы же видите, что здесь оборудована сиделка, а перед ней в траве сделана прогалина, значит кто-то здесь поработал, а этот кто-то — я. Мне понятно, что вам не хочется уходить с этого места, я еще издали заметил, как вы работали удилищами, но ведь и это не случайность: место прикормлено. Как хотите, а с чужого коня среди грязи долой.
Против этих доводов возражать было трудно, и мы начали собирать свои удилища, чтобы перенести их немного левее.
Сумерки тем временем сгущались, и мы заторопились заготовить сушняк для костра, чтобы сварить уху. И опять услышали просьбу: не разводить костра, а если уж без него нельзя обойтись, то не жечь его долго и погасить сразу же, как минует надобность.
— Почему? — удивлялись мы все больше.
— Разве вы будете ловить ночью? Да и кого?
— А зачем же я приехал? Лещей ловить буду.
— А разве они здесь есть?
— Бывает, попадаются,— усмехнулся незнакомец. И столько в этой усмешке было уверенности в успехе, что сомневаться не приходилось.
Почему-то сразу пропала радость, вызванная хорошим клевом плотвы. На том же месте, где мы ловили мелочь, люди ловят редкую рыбу.
— Посмотрим? — предложил я Алексею.
— Только не шумите, ребята,— попросил лещатник, когда мы устроились над его сиделкой на берегу.
Удивительно, как преобразилось место, на котором мы ловили плотву. Небольшая, выступающая несколько за кромку берега, квадратная площадка и земляная ступенька над ней превратились в умело оборудованное рабочее место.
На передний край площадки была положена гладкая доска шириной сантиметров тридцать и длиной чуть побольше метра. Слева от рыболова на краю доски стоял надежно прикрепленный самодельный фонарик, бросавший неяркий свет на доску. Фонарик освещал пять круглых поплавков из куги, лежавших на доске.
Сзади доски были воткнуты короткие, сантиметров по сорок, удилища из ореховых прутьев, изогнутые так, что их вершинки находились как раз над поплавками. Справа от доски был воткнут колышек с развилкой наверху для подсачка. По бокам и сзади рыболова были вбиты четыре невысоких колышка, на которые можно набросить брезент на случай дождя.
Все было готово. Ждать поклевки долго не пришлось. Один из поплавков шевельнулся, легко соскользнул на воду, несколько секунд постоял и быстро пошел вперед. Мы даже не заметили, в какой момент рыболов выдернул удочку из грунта, но увидели, как, привстав, он быстро широким взмахом сделал подсечку, а затем, положив удочку за доску, начал выводить рыбу.
Леса выбегала из воды ходко, и казалось, что на ней ничего нет, но рыболов, даже не глядя в сторону, заученным движением взял подсачек в руку, бесшумно опустил его в воду и через несколько мгновений снимал первого леща, а затем, повернувшись, положил его где-то около себя.
Рядом слышались приглушенные звуки лещевых вскидок. Нам захотелось посмотреть на красавца, и мы нащупали на терраске небольшую квадратную ямку в полметра глубиной. Там и лежал пойманный лещ. Это тоже было сделано умно. Посадка на кукан или в садок требует времени, кроме того, будут отпугивающие рыбу всплески, а здесь, в ямке, бейся, сколько хочешь, рыба не услышит, да и прохладно тут в земле—не испортится рыба за ночь.
Подержали мы поочередно леща в руках, прикинули, сколько потянет, переглянулись многозначительно и положили обратно в «кладовую». А под нами тем временем шла работа. Снова без суеты и спешки рыболов выводил второго леща. Опять так же ловко подсачил, и в земляном садке теперь уже прыгали две рыбы. Алексей скоро ушел спать, а я остался и просидел около рыболова всю ночь.
Мы познакомились. Он назвался Павлом Егоровичем, сказал, что живет в Крутогорье. В перерывах между поклевками рассказал, что ловит лещей с детства, этой ловле его научил дед. Я попросил его показать оснастку удочки и насадку.
— Ничего особенного. Леска толщиной 0,45 миллиметра с грузилом плоским и продолговатым весом 30—40 граммов, поводок над ним с крючком прямого загиба примерно № 8 или № 10. И все.
— А насадка!
— Крутая каша из перебитой ржи,— и он подал мне комок, от которого отщипнул для насадки кусочек примерно с вишню,— и подкормка — пареная рожь.
— Странно, что вы рассказываете все свои секреты.
— Ерунда. Нашим сельским рыболовам все эти секреты известны, а что касается вас, городских жителей, так ими вы вряд ли воспользуетесь.
— Это почему же?
— А потому, что леща надо прикармливать не один день. Нужно время, чтобы рыба, как говорят, пристоялась у вашего места, привыкла около него каждую ночь корм находить, тогда и ловля будет.
А вы приехали вчера, а утром уедете. Да и оборудовать место для ловли надо. Я вот здесь почти неделю работал. Траву выкашивал перед сиделкой, колья в дно забивал, настил из досок сбил, дерн наносил, а вы разве сможете все это сделать?
И закидывать вы не сумеете в темноте. Кажется и просто все, а попробуйте… Или леска на леску ляжет, перепутаются, или на травы будете закидывать.
Действительно, глядя на Павла Егоровича, думалось, что так все просто. Но движения его отработаны годами, грузила летели точно, куда нужно, лески стояли веером и не путались ни при забросах, ни при вываживании рыбы. За всю ночь не было ни одного захлеста, ни одного задева, ни одного недоброса.
К слову сказать, через некоторое время я попытался на одной свободной сиже ловить лещей, но, как и предсказывал Павел Егорович, дотянуть до рассвета не смог: насадка слетала, поклевок не было. Потерял несколько крючков и запутал лески.
Заметно побледнело небо, на востоке начала заниматься заря. Павел Егорович потушил фонарик. А как только над лесом появилось солнце, встал:
— Вот и все.
Алексей, давно уже ловивший плотву, подошел посмотреть итоги ночи и, приподняв двух самых крупных лещей, протянул: «Хороши…»
Павел Егорович, махнув нам на прощанье, сел в лодку и оттолкнулся от берега. Скоро он скрылся за береговым выступом.
Возвратясь домой, я внимательно прочел все, что нашлось о лещевой ловле, но нигде не нашел ее описания в такой филигранной отточенности, в какой наблюдали мы ее на берегу плеса у села Крутогорье.