В легкий теплый день апреля, увидев во влажной голубизне московского неба первую чайку, рыболов окончательно теряет душевный покой. Его обуревает нетерпение: ход весны кажется ему слишком медленным и до отпуска еще так далеко…
Наконец настал день, которого и мы так долго и нетерпеливо ожидали. Чистые струи Оки ласково лижут борта нашего парохода, спеша смыть с них мазутный «румянец», приобретенный вчера в водах Москвы-реки.
Где-то под нами, в трюме, покоится наше главное снаряжение: лодочный мотор, палатка которую я купил посетив магазин охоты Киев Украина, резиновая лодка. Двое суток отделяют нас от тех минут, когда мы покинем палубу парохода там, у восточного края Мещоры.
Неторопливо хлопая плицами, пароход выписывает кривую фарватера фантастически извилистой Оки. Перед нами раскрывается иной мир. Вода, облака — все плывет, все безудержно несется вперед, сверкает и искрится на солнце.
Голубая тропа Мещоры — река Пра, Копаново, Кочемары, Починки, Каменка, Прорва,— освещенная солнцем, лежит там, впереди, в бескрайних просторах России, лежит, как чудесная мечта.
Ока! — это необъятно широкие горизонты, синева которых сливается с синевой неба. На Оке так просторно и так далеко видно, даже если находишься в лугах ее поймы!
Она одна из красивейших, если не самая красивая, из наших равнинных рек. Она — это идеал неизбалованного московского рыболова. В самом деле, где, кроме как не на Оке, есть еще возможность метать девон под гулкий всплеск стремительного шереспера?
Да будет благословенна она, природой созданная для рыболова!
Дождь оставил нас у Рязани, и солнце заиграло на успокоившихся волнах. Ока здесь так петляет, что в течение нескольких часов город виден то справа, то слева, то впереди, то за кормой.
Вырвавшись из этого лабиринта, пароход попадает в лабиринт Пронских лук. Кругом однообразие бесконечных лугов. Пароходное расписание на Оке составлено крайне неудачно: плывете ли вы вверх или вниз по Оке,— самые красивые места пароход проходит по ночам. Поздним вечером входит он и в пределы Мещоры. Ночь расстилает над ней свои седые туманы.
Берега тонут в серо-черной пелене. Мы героически стоим всю ночь на верхней палубе, пытаясь увидеть хотя бы устье Пры, но ничего не видим, кроме звезд в вышине да красных и белых огней на черном зеркале воды. Тишийа распростерла свои крылья над Мещорой. Смутными пятнами проплывают острова. Редко-редко костер рыболова заиграет на струях красными отсветами. Большой белой звездой медленно плывет к нам мачтовый огонь встречного парохода.
Чудесно наступление утра на Оке. Легким парком дымится гладкая поверхность реки; она кажется неподвижной. Только у берегов серыми змейками играют на камнях веселые струйки. На маленьких песчаных островках отдыхают чайки.
При приближении парохода они поднимаются и, летя низко вдоль берега, собирают мелкую ры-бещку, не успевшую уйти с водой, отсасываемой с отмелей пароходными колесами. Солнце встает из лугов, как из моря. Первые лучи его зажигают листья берез на правом гористом берегу; потом, скользя вниз по красным отвалам глины, ложатся на воду, где утренний ветер уже сдувает остатки ночного тумана.
Далеко впереди, на горах левого берега, живописно рассыпал свои дома и церкви город Касимов. Под ним, внизу, Ока перерезана тонкой цепочкой понтонного моста. На нем копошатся кучки рыболовов. Пароход стоит в Касимове долго, и мы решаем пойти на мост к местным друзьям по страсти…
Мост весь уставлен донками, подпусками и удочками. Общий улов за утро: несколько десятков ершей, несколько густер и одна стерлядка в четверть килограмма… Рыболовы сетуют на бедность Оки рыбой… Что ожидает нас впереди? Плыть нам осталось лишь шесть часов.
И вот в знойный, ослепительно солнечный полдець, описав по Оке широкую дугу, пароход подошел к цели нашего трехсуточного путешествия. На крыше качнувшегося от толчка дебаркадера я прочитал: «МРФ — Московское речное пароходство. Пристань Ватажка. До Москвы 670 км, до Горького 341 км».